Just Do It
Интервью журналу "GQ"
июль 1997 год
Перевод: Марина "Antares"
читать
Когда поезд "Евростар" плавно отъезжает от станции Ватерлоо по направлению в Париж, Гэри Олдман заказывает минеральную воду, откидывается на спинку кресла и закуривает сигарету "Marlboro Light". Машинист по радио отчеканивает по радио обычную приветственную речь и детали путешествия. Олдман тяжело вздыхает и, когда заканчивается объявление, начинает говорить. Но его перебивает французский перевод речи машиниста. Когда все, наконец, замолкают, он говорит: "Слава богу, они не говорят по-немецки. А то бы нам пришлось торчать здесь весь вечер".
Олдман не улыбается, а в его глазах мелькают злобные искорки, которые обещают сопутствовать разговору во время всего путешествия. Такой взгляд вы могли видеть у Зорга, вредного злодея, которого Олдман сыграл в блокбастере Люка Бессона "Пятый элемент". С чисто выбритой половиной головы и в компании с ручным монстром Пикассо, Олдман стал отличным противопоставлением Брюсу Уиллису в фильме, сюжет которого вращается вокруг погони за секретным "пятым элементом", который может спасти будущее нашей планеты. "Мы так с ним повеселились во время съемок, - говорит Люк Бессон, - на съемку уходило всего 15 минут в день, потому что все остальное время я просто хохотал". И судя по умению Олдмана смеяться над собой, вполне понятно, почему это происходило.
Тем не менее, в жизни Олдман совсем не такой, каким мы видим его на экране. В цветном полосатом свитере, одетом поверх белой футболки, он представляет собой абсолютную противоположность своим великим персонажам. Он совсем не похож ни на убийцу-полицейского из Нью-Йорка Стенсфилда из "Леона", ни на сумасшедшего сутенера, терроризировавшего Кристиана Слейтера и Патрицию Аркетт в "Настоящей любви". Даже его жизнь - а он был женат (и развелся) на Уме Турман, встречался с Изабеллой Росселини, женился за бывшей подружке Эндрю Ридли Донье Фиорентино и лечился в Голливудской клинике для алкоголиков - не состыковывается с человеком, который сейчас говорит тихо и осторожно подбирая слова. "Правда в том, что все это ужасно скучно, - говорит он о своей жизни, - я всегда говорил, что существуют два Олдмана. Один сидит сейчас здесь с вами, а его версия развлекается где-то там. Он пьет, нюхает кокаин и даже ходит на свидания. У меня были связи с людьми, которых я раньше даже не видел".
Из-за все возрастающего внимания к его персоне, Олдману надоело молчать и скрываться от прессы. Это одно из первых его интервью за последние три года. В первый раз он вновь появился в прессе, когда в журнале "The Sunday Times" был опубликован его ответ Джулии Верчил на ее критическую статью к фильму "Ромео истекает кровью" и о роли британских актеров в Голливуде. Причина столь долгого молчания не в том, что ему нечего было сказать. Он просто не хотел, чтобы его беспокоили.
Даже сейчас статья в журнале "Sunday Express" от января 1997 года не дает ему покоя. Под заголовком "Дракула променял старую любовь на новую модель" содержалась история, рассказывающая о новой подружке Олдмана, которую он встретил в центре реабилитации алкоголиков. В частности его взбесило то, что в статье писалось, будто они встретились, когда Олдман лечился от наркотической зависимости. "Мне никогда не нравилась идея впихивания внутрь себя каких-нибудь химикатов, чего-то, что может биологически изменить мои хреновы гены. И я говорю: "Хватит, я сыт этим по горло". Но больше всего Олдмана привело в негодование то, что в статье его выставили этаким "инакомыслящим", Казановой-наркоманом. А это весьма спорный вопрос. Во Франции, к примеру, Олдмана воспринимают, как героя, клевого противоядия Голливудской лести. Человека, который стоит в стороне от всех и живет своей жизнью, по своим правилам. В Англии, ясное дело, никто так не считает, и поэтому Олдман представляет собой идеальную мишень для нападок моралистов из журнала "Express". "Они используют слова, вроде "мусор" и "отстой", - жалуется он, - а чего они не заметили, так это того, что я не ухаживал за Изабеллой Росселини вот уже целый год, и что у нее есть приятель. Они всегда неверно воспринимают свидания. Они постоянно опаздывают на год со своими статьями. Вроде как получается, что мы с ней порвали только-только. Статьи, как та, звучат так, словно Изабелла выгнала меня пинком под зад всего лишь на прошлой неделе. А еще они сказали, что отец дочери моей теперешней жены продал ей опеку над девочкой. И у людей создается впечатление, что я безответственный, а моя невеста нюхает кокаин, ворует деньги, развлекается и не имеет опеки над собственным ребенком. Это-то и заставляет меня становиться необщительным и хладнокровным. А на самом деле я не такой. А моя семья очень расстроилась". И Олдман тоже. Пока большинство кинозвезд жалуются на прессу, Олдман честно показывает, что его действительно огорчает все то, что он о себе читает. ("Гэри Олдман, ОТТ: это написано у меня на лбу", - сказал он в рецензии к фильму "Настоящая любовь"). Он не считает, что факт того, что он вырос в атмосфере рабочего класса юго-восточного Лондона, стал одним из лидеров Голливуда, встречался с прекраснейшими женщинами мира и напивался до беспамятства, имеет отношение к растущему интересу относительно его персоны.
Можно привести много примеров британских актеров, которые вышли из рабочего класса и многого добились в Голливуде - Бертон, Кэйн, Коннери. По словам Олдмана, их главные черты - прямота и скромность. Как и его предшественники в 60-х годах, Олдман был женат или встречался с самыми красивыми женщинами Америки. Но, в то время как британцы 60-х были продуктами пошатнувшихся классовых барьеров, что дало им возможность смешаться с элитой, Олдману пришлось пробираться через снобистские и честолюбивые 80-е.
"Мне кажется, существует некое классовое разногласие, - говорит он, - и где-то оно играет очень важную роль. Такое впечатление, что люди, вроде Ральфа Фиеннеса, могут зарабатывать деньги и иметь отличную карьеру только потому, что они разговаривают как богачи, правда?". Его голос из ровного, голоса образованного жителя южного Лондона превратился в говор человека из среднего класса, а его глаза широко раскрылись от подобной ложной искренности других людей. "Да, потому что они должны так разговаривать".
Это не зависть, а просто наблюдение. Конечно, Олдман жалуется. Его карьера мерно проходила через школу драмы, затем на подмостках Королевского двора, в Британском кино, а благодаря фильмам "Фирма", "Шоссе 29", "Сид и Нэнси" и "Навострите уши" он стал знаком американским зрителям. Это случилось также благодаря серии ролей, которые возносили Олдмана на вершину, но одновременно с этим ничем не отличались от всех остальных.
"Я снял несколько фильмов, и мне это понравилось, - вспоминает он, - я хотел преуспеть в этом, попробовать, что это такое. Вот я и подумал: "А почему бы не поехать туда, где снимают фильмы?". В то время здесь снимали по два фильма в год. И если Дэниэл Дэй Льюис снимал один из них, а Тим Рот - второй, то что оставалось делать мне? На самом деле меня с большей готовностью принимали в Америке. Если мне давали главную роль в Королевском дворе, всегда находился какой-нибудь актер, который колотил в дверь моей гримерной и заявлял: "Ты захапал мою роль, козел!". А я просто вставал и тащился делать свое дело".
"Тащиться" - это последнее слово, которым можно описать карьеру Олдмана. Кроме "Пятого Элемента", Олдман играл вместе с Харрисоном Фордом в "Самолете президента", где сыграл роль террориста, захватившего самолет, и в полнометражной версии телесериала 60-х "Затерянные в космосе", где Олдману досталась роль суперзлодея доктора Смита. Также он нашел время, чтобы написать и снять свой собственный фильм "Ничего через рот", жестокий, а по временам забавно-жуткий портрет жизни в юго-восточном Лондоне. "Здорово что-то делать и понимать, что ты отлично с этим справился", - комментирует он свой успех. Первый голливудский фильм с его участием "Уголовный закон". Он сам называет этот фильм случайностью, потому что был третьим в списке актеров, которым хотели предложить роль. Но это лишь преуменьшение его успеха, как, например, говорить, что он играет все роли, "которые приходят ему по почте". Это просто то, что является его отличительным знаком.
Его менеджер Дуглас Урбански, живущий в Лос-Анджелесе, сказал мне, что Олдман - человек, "живущий везде". Даже, будучи ребенком, рассказывает Олдман, "я никогда не был домашним человеком. Я всегда, как это называют французы, был на Луне". Но если вы можете забрать человека из юго-восточного Лондона, вы никогда не сможете забрать юго-восточный Лондон из человека. Он привносит в свои роли комбинацию классической драмы, которой он научился в школе ("Помню, как один лектор сказал мне, что из-за моего тенора я смогу играть только Пака", - говорит он с улыбкой) и жестокую, бескомпромиссную атмосферу города. Прибавьте к этому детство, в котором он был предоставлен самому себе, и британскую иронию и вы поймете, почему он намного сильнее своих современников. Эти противоречия всплывают, когда он говорит об актерской игре. Олдман отрицает какую-либо существующую методику игры, говоря: "Я не хочу слишком глубоко зарываться во Фрейда и разные там психо-хреновы терапии, чтобы просто сказать: "Можно мне чашечку чая?". Я думаю, в работе над персонажем и так слишком много дешевых психоаналитических эффектов". Но в то же время в его речи чувствуется недостаток цинизма, когда он говорит о своей главной роли в "Дракуле Брэма Стокера".
"Там была сцена плача, - вспоминает он, - я могу справиться с криком, громкими рыданиями. Но простой, обычный тихий плач - это совсем другое дело. Приходится использовать воспоминания из своей жизни, из своего прошлого. Наверно я пытаюсь сказать, что плакал вовсе не Дракула, а Гэри Олдман, но используя технику персонажа. Это мои эмоции, потому что я не знаю, каково это - быть бессмертным и жить 300 лет. Мне не с чем сравнить…" Он замолкает, и на его губах мелькает призрачная полуулыбка. "А это весьма удивительно".
"Я делаю домашнее задание, я учу реплики и я хожу на съемки. Я делаю то же самое, только мне за это платят. Он раскрашивает лицо, одевает костюмы и носится по дому в трусах поверх пижамы, и он - Супермен. Вот все, что я делаю, правда. Я одеваюсь в смешные костюмы и размалевываю лицо. А затем иду на съемку, разговариваю смешным голосом и претворяюсь, что я кто-то другой". Теперь, благодаря его новому фильму, Олдману пришлось пройти все это заново. Пару дней назад мы встретились в кинотеатре "Керзон". Олдман, одетый в серый костюм и черные замшевые ботинки, стоял на улице, пожимал руки и разговаривал с толпой людей, выходящей из кинотеатра и моргающих на воскресном утреннем солнце. Это были актеры и съемочная группа "Ничего через рот", фильма, который он сам написал и снял. (А, когда дела шли плохо, еще и финансировал). Его поздравил Пит Тауншед. То же самое сделали и главные актеры Кэти Берк и Рэй Уинстон. Когда все разошлись по близлежащим барам и ресторанам Шефердского Торгового Центра, Олдман согласился присоединиться к Уинстону и его приятелям в пабе. Затем он обернулся ко мне и сказал: "Знаешь, какой классный комментарий я услышал по поводу этого фильма? Что этот фильм антибиотик от "На игле"!", - и он расхохотался.
Это чертовски верно. В то время как веселая интерпретация Дэнни Бойла романа Ирвина Уэлша рассматривает безработицу и пристрастие к героину в Шотландии с юмором, "Ничего через рот" показывает, каково это быть алкоголиком из рабочего класса, живущем в юго-восточном Лондоне. И героин, хоть на нем и не акцентируется внимание, играет свою роль в жестокой жизни бедняков. Фильм Олдмана начинается с того, что главный герой отбрасывает бутылку с пивом и разделяет на ремне конвейера героин на "дорожки". А потом сюжет погружает нас в трясину домашней жестокости, а съемная квартира, словно тюрьма, вызывает чувство клаустрофобии.
"Я сейчас не загружен ролями в развлекательных фильмах, - говорит он по дороге в Париж, чтобы проследить за дистрибьюцией фильма, - я не большой поклонник этого. Я имею в виду, мне уже немного надоело играть злодеев. Это может быть весело, это приносит деньги, думаю, у меня даже есть склонность играть их. Но они просто меня утомили".
Так что почти на все лето Олдман вернулся к своим Лондонским корням - по крайней мере, он снял квартиру - поскольку сейчас он проводит почти все время в Шеппертон Студиоз, снимаясь в "Затерянных в космосе". Об актере многое говорит тот факт, что, когда он решил продолжить свою карьеру в Америке, он обосновался не в Голливуде, а в отеле Нью-Йорка. А свое свободное время он тратит на собирание художественной коллекции.
Теперь, когда он женился на Фиорентино, он наконец-то нашел себе постоянное жилье, по крайней мере, как актер. Он постоянно снимает квартиру в Лондоне, а также купил дом в Лос-Анджелесе, в районе недалеко от знаменитого голливудского знака. Олдман рассказывает об так, словно только что вернулся из милого двухэтажного домика в Бромли.
"Донья - американка, и в Америке живут ее дочь, которой два с половиной года, и отец девочки. Так что, большого выбора, где поселиться, у меня не было, - говорит он, - я, как говорится, бросил там якорь. И это не первый мой "порт". Знаете, если бы у меня был выбор, я бы лучше прикупил себе квартиру на Манхэттене.
"Я никогда не был в лос-анджелеском "Английском пабе" и никогда не играл в крокет. Я очень легко приспосабливаюсь. Как хамелеон. Я могу слиться с обстановкой". Большинство американцев считают, что Олдман тоже американец, хотя сейчас он говорит так, как будто не уезжал никуда дальше Ноттинг Хилла. (Не смотря на это, он говорит, что ему больше нравятся слова, типа - и он произносит их с американским акцентом - "свитер, лифт, кроссовки. Они просто чаще вертятся у меня на языке, чем джемпер, подъемник и тенниски"). Он может и путешественник, но "Ничего через рот" приводит нас в самое сердце именно лондонского юмора и жестокости.
Возможно, самое выдающееся в фильме - это то, насколько фильм вписывается в современную жизнь, принимая во внимание факт, что в нем изображается та жизнь, в которой когда-то довелось побывать Олдману. Он собирался организовать компанию "Матисс Пикчерз", чтобы сделать фильм о французском художнике, а в итоге все кончилось компанией "SE8 (почтовый индекс Депфорда) Productions" и жестокой кухонно драмой образца 90-х годов. "Мне кажется, в фильме есть страдание, и есть правда", - говорит он. Он также полагает, что для своего первого фильма нужно всегда выбирать те вещи, которые ты знаешь наверняка.
"Мне действительно понравилось возвращение и встреча со старыми соседями, - говорит он, - я был просто очарован болтовней в баре. Никто не говорил: "Правда? А я и не знал". Все просто говорили: "Естественно, всем это известно".
"Меня никто насильно не затаскивал в паб, просто этого требовали мой класс, моя культура. "Мы научим тебя легко выпивать целый бочонок пива. А потом ты встанешь и еще будешь играть в дартс…". Я это ненавидел. Да, я и пиво-то никогда не любил. Но я бы все равно это сделал, не смотря на то, что меня бы просто тошнило. Все потому, что это своеобразная школа. Я парень из рабочего района, сейчас достиг пятнадцати лет, выучился и могу стоять в баре после бочонка пива".
А спустя двадцать четыре года, он говорит о кульминации этой истории: он стал алкоголиком. "С тобой происходят жуткие химические трансформации, когда ты находишься на последних стадиях алкоголизма. Я иногда выпивал по две бутылки водки и при этом стоял на ногах и разговаривал с людьми. Это очень пугает. По своей природе, я - одиночка, поэтому, к счастью, все мои пьянки проходили дома. Я никуда не выходил. Я имею в виду, что пил не для вкуса и не хотел ни с кем общаться. Кто-то однажды описал алкоголика, как эгоманьяка с заниженным чувством собственного достоинства. Идеальное определение".
Олдман откидывается в кресле и потягивает свою минералку. Разговор возвращается к жизни в Голливуде в общем и актерской жизни за границей. Как он и Фиорентино обсуждали не фильм, а свой новый дом. Он отметил, что Росселини, не смотря на то, что ее отец - режиссер, никогда не была одержима кино, и что, будучи лицом косметической фирмы Lancome, она никогда не красилась - "Только вода и мыло. Вот и все". Он рассказывает о преследовании своих собственных интересов. "Я хочу сказать, что не купаюсь в золоте. Я катаюсь в машине, езжу в супермаркет и занимаюсь всякой прочей ерундой".
Он докуривает сигарету и направляется в туалет. Минуту спустя, Олдман-человек и Олдман-актер сходятся воедино. С независимым выражением в глазах Олдман кивает на дверь. "А вот за этой дверью - мой шлем и мой автомат Калашникова, - говорит он тихо и доверительно, - мы собираемся захватить поезд…".
Олдман не улыбается, а в его глазах мелькают злобные искорки, которые обещают сопутствовать разговору во время всего путешествия. Такой взгляд вы могли видеть у Зорга, вредного злодея, которого Олдман сыграл в блокбастере Люка Бессона "Пятый элемент". С чисто выбритой половиной головы и в компании с ручным монстром Пикассо, Олдман стал отличным противопоставлением Брюсу Уиллису в фильме, сюжет которого вращается вокруг погони за секретным "пятым элементом", который может спасти будущее нашей планеты. "Мы так с ним повеселились во время съемок, - говорит Люк Бессон, - на съемку уходило всего 15 минут в день, потому что все остальное время я просто хохотал". И судя по умению Олдмана смеяться над собой, вполне понятно, почему это происходило.
Тем не менее, в жизни Олдман совсем не такой, каким мы видим его на экране. В цветном полосатом свитере, одетом поверх белой футболки, он представляет собой абсолютную противоположность своим великим персонажам. Он совсем не похож ни на убийцу-полицейского из Нью-Йорка Стенсфилда из "Леона", ни на сумасшедшего сутенера, терроризировавшего Кристиана Слейтера и Патрицию Аркетт в "Настоящей любви". Даже его жизнь - а он был женат (и развелся) на Уме Турман, встречался с Изабеллой Росселини, женился за бывшей подружке Эндрю Ридли Донье Фиорентино и лечился в Голливудской клинике для алкоголиков - не состыковывается с человеком, который сейчас говорит тихо и осторожно подбирая слова. "Правда в том, что все это ужасно скучно, - говорит он о своей жизни, - я всегда говорил, что существуют два Олдмана. Один сидит сейчас здесь с вами, а его версия развлекается где-то там. Он пьет, нюхает кокаин и даже ходит на свидания. У меня были связи с людьми, которых я раньше даже не видел".
Из-за все возрастающего внимания к его персоне, Олдману надоело молчать и скрываться от прессы. Это одно из первых его интервью за последние три года. В первый раз он вновь появился в прессе, когда в журнале "The Sunday Times" был опубликован его ответ Джулии Верчил на ее критическую статью к фильму "Ромео истекает кровью" и о роли британских актеров в Голливуде. Причина столь долгого молчания не в том, что ему нечего было сказать. Он просто не хотел, чтобы его беспокоили.
Даже сейчас статья в журнале "Sunday Express" от января 1997 года не дает ему покоя. Под заголовком "Дракула променял старую любовь на новую модель" содержалась история, рассказывающая о новой подружке Олдмана, которую он встретил в центре реабилитации алкоголиков. В частности его взбесило то, что в статье писалось, будто они встретились, когда Олдман лечился от наркотической зависимости. "Мне никогда не нравилась идея впихивания внутрь себя каких-нибудь химикатов, чего-то, что может биологически изменить мои хреновы гены. И я говорю: "Хватит, я сыт этим по горло". Но больше всего Олдмана привело в негодование то, что в статье его выставили этаким "инакомыслящим", Казановой-наркоманом. А это весьма спорный вопрос. Во Франции, к примеру, Олдмана воспринимают, как героя, клевого противоядия Голливудской лести. Человека, который стоит в стороне от всех и живет своей жизнью, по своим правилам. В Англии, ясное дело, никто так не считает, и поэтому Олдман представляет собой идеальную мишень для нападок моралистов из журнала "Express". "Они используют слова, вроде "мусор" и "отстой", - жалуется он, - а чего они не заметили, так это того, что я не ухаживал за Изабеллой Росселини вот уже целый год, и что у нее есть приятель. Они всегда неверно воспринимают свидания. Они постоянно опаздывают на год со своими статьями. Вроде как получается, что мы с ней порвали только-только. Статьи, как та, звучат так, словно Изабелла выгнала меня пинком под зад всего лишь на прошлой неделе. А еще они сказали, что отец дочери моей теперешней жены продал ей опеку над девочкой. И у людей создается впечатление, что я безответственный, а моя невеста нюхает кокаин, ворует деньги, развлекается и не имеет опеки над собственным ребенком. Это-то и заставляет меня становиться необщительным и хладнокровным. А на самом деле я не такой. А моя семья очень расстроилась". И Олдман тоже. Пока большинство кинозвезд жалуются на прессу, Олдман честно показывает, что его действительно огорчает все то, что он о себе читает. ("Гэри Олдман, ОТТ: это написано у меня на лбу", - сказал он в рецензии к фильму "Настоящая любовь"). Он не считает, что факт того, что он вырос в атмосфере рабочего класса юго-восточного Лондона, стал одним из лидеров Голливуда, встречался с прекраснейшими женщинами мира и напивался до беспамятства, имеет отношение к растущему интересу относительно его персоны.
Можно привести много примеров британских актеров, которые вышли из рабочего класса и многого добились в Голливуде - Бертон, Кэйн, Коннери. По словам Олдмана, их главные черты - прямота и скромность. Как и его предшественники в 60-х годах, Олдман был женат или встречался с самыми красивыми женщинами Америки. Но, в то время как британцы 60-х были продуктами пошатнувшихся классовых барьеров, что дало им возможность смешаться с элитой, Олдману пришлось пробираться через снобистские и честолюбивые 80-е.
"Мне кажется, существует некое классовое разногласие, - говорит он, - и где-то оно играет очень важную роль. Такое впечатление, что люди, вроде Ральфа Фиеннеса, могут зарабатывать деньги и иметь отличную карьеру только потому, что они разговаривают как богачи, правда?". Его голос из ровного, голоса образованного жителя южного Лондона превратился в говор человека из среднего класса, а его глаза широко раскрылись от подобной ложной искренности других людей. "Да, потому что они должны так разговаривать".
Это не зависть, а просто наблюдение. Конечно, Олдман жалуется. Его карьера мерно проходила через школу драмы, затем на подмостках Королевского двора, в Британском кино, а благодаря фильмам "Фирма", "Шоссе 29", "Сид и Нэнси" и "Навострите уши" он стал знаком американским зрителям. Это случилось также благодаря серии ролей, которые возносили Олдмана на вершину, но одновременно с этим ничем не отличались от всех остальных.
"Я снял несколько фильмов, и мне это понравилось, - вспоминает он, - я хотел преуспеть в этом, попробовать, что это такое. Вот я и подумал: "А почему бы не поехать туда, где снимают фильмы?". В то время здесь снимали по два фильма в год. И если Дэниэл Дэй Льюис снимал один из них, а Тим Рот - второй, то что оставалось делать мне? На самом деле меня с большей готовностью принимали в Америке. Если мне давали главную роль в Королевском дворе, всегда находился какой-нибудь актер, который колотил в дверь моей гримерной и заявлял: "Ты захапал мою роль, козел!". А я просто вставал и тащился делать свое дело".
"Тащиться" - это последнее слово, которым можно описать карьеру Олдмана. Кроме "Пятого Элемента", Олдман играл вместе с Харрисоном Фордом в "Самолете президента", где сыграл роль террориста, захватившего самолет, и в полнометражной версии телесериала 60-х "Затерянные в космосе", где Олдману досталась роль суперзлодея доктора Смита. Также он нашел время, чтобы написать и снять свой собственный фильм "Ничего через рот", жестокий, а по временам забавно-жуткий портрет жизни в юго-восточном Лондоне. "Здорово что-то делать и понимать, что ты отлично с этим справился", - комментирует он свой успех. Первый голливудский фильм с его участием "Уголовный закон". Он сам называет этот фильм случайностью, потому что был третьим в списке актеров, которым хотели предложить роль. Но это лишь преуменьшение его успеха, как, например, говорить, что он играет все роли, "которые приходят ему по почте". Это просто то, что является его отличительным знаком.
Его менеджер Дуглас Урбански, живущий в Лос-Анджелесе, сказал мне, что Олдман - человек, "живущий везде". Даже, будучи ребенком, рассказывает Олдман, "я никогда не был домашним человеком. Я всегда, как это называют французы, был на Луне". Но если вы можете забрать человека из юго-восточного Лондона, вы никогда не сможете забрать юго-восточный Лондон из человека. Он привносит в свои роли комбинацию классической драмы, которой он научился в школе ("Помню, как один лектор сказал мне, что из-за моего тенора я смогу играть только Пака", - говорит он с улыбкой) и жестокую, бескомпромиссную атмосферу города. Прибавьте к этому детство, в котором он был предоставлен самому себе, и британскую иронию и вы поймете, почему он намного сильнее своих современников. Эти противоречия всплывают, когда он говорит об актерской игре. Олдман отрицает какую-либо существующую методику игры, говоря: "Я не хочу слишком глубоко зарываться во Фрейда и разные там психо-хреновы терапии, чтобы просто сказать: "Можно мне чашечку чая?". Я думаю, в работе над персонажем и так слишком много дешевых психоаналитических эффектов". Но в то же время в его речи чувствуется недостаток цинизма, когда он говорит о своей главной роли в "Дракуле Брэма Стокера".
"Там была сцена плача, - вспоминает он, - я могу справиться с криком, громкими рыданиями. Но простой, обычный тихий плач - это совсем другое дело. Приходится использовать воспоминания из своей жизни, из своего прошлого. Наверно я пытаюсь сказать, что плакал вовсе не Дракула, а Гэри Олдман, но используя технику персонажа. Это мои эмоции, потому что я не знаю, каково это - быть бессмертным и жить 300 лет. Мне не с чем сравнить…" Он замолкает, и на его губах мелькает призрачная полуулыбка. "А это весьма удивительно".
"Я делаю домашнее задание, я учу реплики и я хожу на съемки. Я делаю то же самое, только мне за это платят. Он раскрашивает лицо, одевает костюмы и носится по дому в трусах поверх пижамы, и он - Супермен. Вот все, что я делаю, правда. Я одеваюсь в смешные костюмы и размалевываю лицо. А затем иду на съемку, разговариваю смешным голосом и претворяюсь, что я кто-то другой". Теперь, благодаря его новому фильму, Олдману пришлось пройти все это заново. Пару дней назад мы встретились в кинотеатре "Керзон". Олдман, одетый в серый костюм и черные замшевые ботинки, стоял на улице, пожимал руки и разговаривал с толпой людей, выходящей из кинотеатра и моргающих на воскресном утреннем солнце. Это были актеры и съемочная группа "Ничего через рот", фильма, который он сам написал и снял. (А, когда дела шли плохо, еще и финансировал). Его поздравил Пит Тауншед. То же самое сделали и главные актеры Кэти Берк и Рэй Уинстон. Когда все разошлись по близлежащим барам и ресторанам Шефердского Торгового Центра, Олдман согласился присоединиться к Уинстону и его приятелям в пабе. Затем он обернулся ко мне и сказал: "Знаешь, какой классный комментарий я услышал по поводу этого фильма? Что этот фильм антибиотик от "На игле"!", - и он расхохотался.
Это чертовски верно. В то время как веселая интерпретация Дэнни Бойла романа Ирвина Уэлша рассматривает безработицу и пристрастие к героину в Шотландии с юмором, "Ничего через рот" показывает, каково это быть алкоголиком из рабочего класса, живущем в юго-восточном Лондоне. И героин, хоть на нем и не акцентируется внимание, играет свою роль в жестокой жизни бедняков. Фильм Олдмана начинается с того, что главный герой отбрасывает бутылку с пивом и разделяет на ремне конвейера героин на "дорожки". А потом сюжет погружает нас в трясину домашней жестокости, а съемная квартира, словно тюрьма, вызывает чувство клаустрофобии.
"Я сейчас не загружен ролями в развлекательных фильмах, - говорит он по дороге в Париж, чтобы проследить за дистрибьюцией фильма, - я не большой поклонник этого. Я имею в виду, мне уже немного надоело играть злодеев. Это может быть весело, это приносит деньги, думаю, у меня даже есть склонность играть их. Но они просто меня утомили".
Так что почти на все лето Олдман вернулся к своим Лондонским корням - по крайней мере, он снял квартиру - поскольку сейчас он проводит почти все время в Шеппертон Студиоз, снимаясь в "Затерянных в космосе". Об актере многое говорит тот факт, что, когда он решил продолжить свою карьеру в Америке, он обосновался не в Голливуде, а в отеле Нью-Йорка. А свое свободное время он тратит на собирание художественной коллекции.
Теперь, когда он женился на Фиорентино, он наконец-то нашел себе постоянное жилье, по крайней мере, как актер. Он постоянно снимает квартиру в Лондоне, а также купил дом в Лос-Анджелесе, в районе недалеко от знаменитого голливудского знака. Олдман рассказывает об так, словно только что вернулся из милого двухэтажного домика в Бромли.
"Донья - американка, и в Америке живут ее дочь, которой два с половиной года, и отец девочки. Так что, большого выбора, где поселиться, у меня не было, - говорит он, - я, как говорится, бросил там якорь. И это не первый мой "порт". Знаете, если бы у меня был выбор, я бы лучше прикупил себе квартиру на Манхэттене.
"Я никогда не был в лос-анджелеском "Английском пабе" и никогда не играл в крокет. Я очень легко приспосабливаюсь. Как хамелеон. Я могу слиться с обстановкой". Большинство американцев считают, что Олдман тоже американец, хотя сейчас он говорит так, как будто не уезжал никуда дальше Ноттинг Хилла. (Не смотря на это, он говорит, что ему больше нравятся слова, типа - и он произносит их с американским акцентом - "свитер, лифт, кроссовки. Они просто чаще вертятся у меня на языке, чем джемпер, подъемник и тенниски"). Он может и путешественник, но "Ничего через рот" приводит нас в самое сердце именно лондонского юмора и жестокости.
Возможно, самое выдающееся в фильме - это то, насколько фильм вписывается в современную жизнь, принимая во внимание факт, что в нем изображается та жизнь, в которой когда-то довелось побывать Олдману. Он собирался организовать компанию "Матисс Пикчерз", чтобы сделать фильм о французском художнике, а в итоге все кончилось компанией "SE8 (почтовый индекс Депфорда) Productions" и жестокой кухонно драмой образца 90-х годов. "Мне кажется, в фильме есть страдание, и есть правда", - говорит он. Он также полагает, что для своего первого фильма нужно всегда выбирать те вещи, которые ты знаешь наверняка.
"Мне действительно понравилось возвращение и встреча со старыми соседями, - говорит он, - я был просто очарован болтовней в баре. Никто не говорил: "Правда? А я и не знал". Все просто говорили: "Естественно, всем это известно".
"Меня никто насильно не затаскивал в паб, просто этого требовали мой класс, моя культура. "Мы научим тебя легко выпивать целый бочонок пива. А потом ты встанешь и еще будешь играть в дартс…". Я это ненавидел. Да, я и пиво-то никогда не любил. Но я бы все равно это сделал, не смотря на то, что меня бы просто тошнило. Все потому, что это своеобразная школа. Я парень из рабочего района, сейчас достиг пятнадцати лет, выучился и могу стоять в баре после бочонка пива".
А спустя двадцать четыре года, он говорит о кульминации этой истории: он стал алкоголиком. "С тобой происходят жуткие химические трансформации, когда ты находишься на последних стадиях алкоголизма. Я иногда выпивал по две бутылки водки и при этом стоял на ногах и разговаривал с людьми. Это очень пугает. По своей природе, я - одиночка, поэтому, к счастью, все мои пьянки проходили дома. Я никуда не выходил. Я имею в виду, что пил не для вкуса и не хотел ни с кем общаться. Кто-то однажды описал алкоголика, как эгоманьяка с заниженным чувством собственного достоинства. Идеальное определение".
Олдман откидывается в кресле и потягивает свою минералку. Разговор возвращается к жизни в Голливуде в общем и актерской жизни за границей. Как он и Фиорентино обсуждали не фильм, а свой новый дом. Он отметил, что Росселини, не смотря на то, что ее отец - режиссер, никогда не была одержима кино, и что, будучи лицом косметической фирмы Lancome, она никогда не красилась - "Только вода и мыло. Вот и все". Он рассказывает о преследовании своих собственных интересов. "Я хочу сказать, что не купаюсь в золоте. Я катаюсь в машине, езжу в супермаркет и занимаюсь всякой прочей ерундой".
Он докуривает сигарету и направляется в туалет. Минуту спустя, Олдман-человек и Олдман-актер сходятся воедино. С независимым выражением в глазах Олдман кивает на дверь. "А вот за этой дверью - мой шлем и мой автомат Калашникова, - говорит он тихо и доверительно, - мы собираемся захватить поезд…".
@темы: статьи и интервью
-
-
26.03.2008 в 20:23